Шахматы начала ХХ века

Выдержат ли новые идеи практическое испытание?

Статья Рихарда Рети.

 

На указанный в заголовке вопрос, предложенный мне редакцией настоящей книги, я постараюсь отве­тить в дальнейшем. Я тем охотнее пользуюсь случаем высказать свое мнение о „гипермодернизме" в шах­матах, что мое имя в глазах широкой публики неразрывно связано с этим ультрасовременным определением. К сожалению, мои взгляды часто совершенно искажаются, и в этом повинны не только мои противники, но еще более мои приверженцы.

Термин „гипермодернизм" ввел в шахматную литературу д-р Тартаковер. На мой взгляд, он звучит не особенно красиво, но так как этот термин привился, то и я его буду придерживаться.

Прежде чем мы попытаемся изучить вопрос, на­сколько гипермодернизм оправдал себя, мы должны ясно уточнить, что мы подразумеваем под этим назва­нием. Как раз здесь-то и царит наибольший сумбур. Имеется много шахматных любителей, которые сущ­ность гипермодернизма видят в фианкеттировании сло­нов и задерживании движения центральных пешек. На самом же деле, эти внешние, резко бросающиеся в глаза признаки, являются следствиями вложенной в них идеи, но отнюдь не выражают самой идеи.    

Другими шахматистами гипермодернизм трактуется как сплошное отрицание: отказ от всех старых устоев здоровой позиционной игры, а иногда просто как укло­нение от обычных теоретически изученных дебютов. Некоторые считают гипермодернизм возвращением от принципов игры, выработанных Стейницем, к методам Андерсена или Морфи. Эти шахматисты изобрели для гипермодернизма еще одну кличку – «неоромантизм”.

Моя задача—опровергнуть ложные толкования гипер­модернизма, особенно в последнем смысле—предста­вляется мне весьма неприятной. Как раз поклонники „неоромантизма" оказались самыми страстными при­верженцами моей книги „Новые идеи в шахматах", вышедшей в 1921-м году; они раньше других провозгласили меня новатором, они меня привет­ствовали, как освободителя от уз „сухой, скуч­ной позиционной игры" (я говорю здесь о взгля­дах моих критиков, а не о своих собственных). Но взрыв их восторгов вызывал во мне чувство стыда, так как я оказался в положении Мессии — людей не ве­дающих и не понимающих. Нет! Гипермодернизм ни­чего общего не имеет с неоромантизмом, он стре­мится не разрушать, а создавать и хочет продолжать постройку того здания шахматного познания, которое заложено великими мастерами прошлого.

Попытаемся теперь точно установить цели гипер­модернизма.

В эпоху, предшествовавшую Стейницу, шахматным мастерам были хорошо известны принципы т. н. „от­крытых позиций". Такого рода позиции получаются, когда пешки обеих сторон при первом же столкнове­нии не проходят друг мимо друга, а обмениваются или жертвуются (как в гамбитах). В результате очищается пространство, открываются свободные линии и диаго­нали. В то время умели уже правильно оценить зна­чение выигрыша или потери темпа, знали уже, что преждевременная атака, предпринятая с незначитель­ными силами, обречена на неудачу и т. п.

И вот явился Стейниц, основатель новой шахмат­ной школы. Он исследовал принципы, действующие в т. н. „закрытых позициях". В позициях такого ха­рактера двинутые друг против друга пешки не обме­ниваются или же обмениваются в минимальном количестве, и оба противника стремятся ограничить ча­стично или абсолютно свободу движения центральных неприятельских пешек. Новая шахматная школа обра­тила особое внимание на значение правильной пешеч­ной структуры, на использование сильных и слабых пунктов и т. д.                                   

Тогда были известны только открытые и закрытые позиции или же позиции смешанного характера, то есть, частично открытые, частично закрытые. Позиции третьего типа в то время практически не встречались, и вот почему. Считалось общепризнанной исти­ной, что каждой стороне необходимо занять пешками все пространство, находящееся в ее распоряжении, только или для того, чтобы отвоевать как можно больше пространства у противника, или же (в защите), чтобы по­мешать противнику достичь перевеса в простран­стве.

Партии, поэтому, начинались движением на два поля одной из двух центральных пешек, напр. ходом 1. е2 - е4, который захватывал возможно большую площадь в центре.  И противник обычно отвечал 1… е7 - е5, как для того, чтобы в свою оче­редь закрепить за собою по возможности больше места, так и для того, чтобы помешать белым достичь преимущества в пространстве. Если даже черные от­вечали 1… с7—с5 или 1 ... е7—е6, то здесь было только кажущееся противоречие с указанным стремле­нием. Опыт показал, что черным не удается на пер­вых порах выдвинуть на два поля обе центральные пешки. После 1… е7 — е5 черная пешка d долго оставалась на клетке d6. Поэтому, играя 1… е7 — е6, имели в виду обеспечить 2   d7—d5 и таким обра­зом ничего не теряли в пространстве. Просто пешки d u e менялись ролями, Но размер пространства, кото­рый захватывала защищающаяся сторона, не умень­шался. А главное, не менялся основной тип позиции. Центральные пешки входили в соприкосновение друг с другом, и белым приходилось немедленно решить вопрос, придать ли партии открытый характер посред­ством обмена пешек или же закрыть позицию, двигая пешку е4 мимо пешки d на е5.

Таким же образом обстояло дело с 1. . . с7—с5, по крайней мере, в той форме, как тогда обычно разы­грывали сицилианскую партию. Именно,1. . . с7—с5 служило тогда подготовкой к французской партии, и дальше продолжали 2 . . . е7 — е6 и возможно скорее ' d7 — d5. Ход 1 . . . с7 — с5 препятствовал образова­нию стеснительной пешечной цепи d4 и е5.

Аналогичная идея лежит в основе Чигоринской си­стемы защиты против ферзевого гамбита, которую не­посвященные готовы признать чуть ли не ультра - совре­менной. Вместо того чтобы двигать ферзевую пешку на d5, довольствуясь, зато скромным движением коро­левской пешки на одно поле, Чигорин начинал за­щиту посредством 1… Kg8—f6, препятствуя 2. е2—е4, двигал пешку d на одно поле (2 . . . d7 — d6) и тем самым подготавливал продвижение пешки е (эвенту­ально посредством Kb8—d7) на два поля. И здесь мы имеем дело с французской партией, только на дру­гом фланге. Но и при Чигоринской системе не может быть и речи о добровольном отказе от возможного за­хвата пространства.

Во всех этих старых началах приходится иметь дело с ранней встречей неприятельских центральных пешек, которая приводит или к их размену или к их фикса­ции, то есть к открытым или закрытым позициям. Та­ким образом, прежней шахматной теории приходилось иметь дело только с этими двумя категориями позиции, и позиций третьего класса она не знала.

Нимцович приписывает себе заслугу, никем впрочем, не оспариваемую, быть первым, кто добро­вольно и вполне сознательно отказался от занятия пеш­ками свободного пространства в центре. Правда, эту систему развития он применил только в защите, но не в нападении. Для ясности продемонстрируем этот гипермодернистский метод розыгрыша дебюта на „защите Алехина". В этом дебюте Алехин на 1 . е2—е4 играет 1… Kg8—f6. Таким образом, он вовсе не торопится оккупировать пешками находящееся в его распоряжении свободное пространство и предоставляет белым возможность расширить область своего влияния посредством 2. е4—е5 даже с выигрышем темпа.

Тем не менее, практика последних лет показывает, что этот обоюдоострый ход не ведомому к невыгоде белых, так как черные в продвинутой далеко белой пешке находят удобный объект для нападения, кото­рое они немедленно начинают посредством d7 — d6.

Черным незачем совершенно торопиться с занятием свободного пространства пешками, потому что белые не смогут воспользоваться с выгодой промедлением противника и увеличить в дальнейшем выигрыш про­странства. Дальнейший, вполне обоснованный ход рассуждений таков. Начальное движение центральной пешки белых на два хода и овладение пространством не содержит угрозы достижения преимущества, а, наоборот, указанная пешка может легко стать объектом атаки черных, как показывает защита Алехина. Этот те­зис, справедливый по отношению к черным, должен со­хранить силу и в отношении белых. А потому продвигание по старинным  образцам центральных белых пешек в самом начале партии, быть может, вовсе не является лучшим методом игры для начинающего.

Но когда обе стороны или одна из них воздерживаются в дебюте от построения пешечного центра, то, как раз получается та категория позиций, которая была неизвестна практике прошлого. Положения, в которых центральные пешки обеих сторон не вхо­дят в соприкосновение друг с другом, не относятся ни к открытым, ни к закрытым позициям, но содержат в себе возможность перейти в любую из этих кате­горий. До гипермодернизма не существовало никакой теории игры в таких „не фиксированных" позициях, И как Стейниц и созданная им новая школа исследо­вали законы, которые действуют в закрытых позициях, так и гипермодернистская школа не преследует других целей, как изучение принципов, действующих в „нефи­ксированных" положениях.

Данное мною здесь определение гипермодернизма исчерпывающим образом отвечает на поставленный в заглавии вопрос, оправдала ли себя ультрасовременная школа. Можно различно оценивать практиче­ские успехи гипермодернистских игроков, их экспери­менты можно считать уклонением от правильного пути, но ни в коем случае нельзя априорно отвергать умест­ность чисто научного исследования, положений такого типа, которые до сих пор не изучались.

Рассуждая теоретически, вполне мыслимо, что гипер­модернизм может сам себе вырыть могилу. Допустим, будет доказано, что лучший метод игры в нефиксиро­ванных положениях (а к таким относится и начальная позиция, которая раньше исследовалась только эмпи­рически, а не с принципиальной точки зрения) заклю­чается в возможно быстром переходе к позициям пер­вых двух категорий. Это обозначало бы превосходство старых методов игры и необходимость возвращения к ним. Однако результаты гипермодернистских изы­сканий настоящего времени не дают оснований к та­кому заключению. Но если бы такой результат и был возможен, то и тогда гипермодернизм имел бы за собой громадную заслугу укрепления основных законов теории дебютов.

Мне хотелось бы в мои отвлеченные рассуждения вложить несколько более конкретное содержание, а потому я покажу на примерах, каковы задачи гипер­модернистских изысканий. Вот, например, неразрешен­ная проблема, представляющая огромный интерес. Мы уже видели, что преждевременное продвигание центральных пешек, создавая пункты для атак про­тивника, не является, вероятно, лучшим методом игры. С другой стороны, если это продвигание запаздывает, то возникает опасность, что оно вообще не сможет быть осуществлено, и запоздавший рискует долго остаться в стесненном положении. В раннем периоде гипермодернизма именно эта ошибка явилась причиной проигрыша многих партий. Но и сейчас еще отсут­ствуют общие правила для определения самого подхо­дящего момента движения в центре.

Зато в разрешении других вопросов гипермодер­нистская теория довольно далеко ушла вперед. Для примера укажу на следующий тезис, доказательство которого прошу читателя проследить вместе со мной. Известно, что преимущество одного темпа, следова­тельно, и преимущество выступки может быть исполь­зовано только в открытых играх. В закрытых же позициях оно почти что не играет никакой роли. Таким образом, в интересах начинающего (разумеется, без потери темпа) добиться открытия игры. Как оно достигается? Намечают вероятные опорные пункты противника и направляют на них нападение, препят­ствуя тем самым сооружению заграждений. Заранее можно определить, что самый сильный пункт черных в центре (а дебют—это борьба за господство в центре)— поле d5, так как в противовес к незащищенному пункту е5 он естественно прикрыт ферзем. Поэтому превосходным начальным ходом, открывающим сразу же огонь на пункты d5, является 1. с2 — с4. Если черные укрепят пункт d5 посредством 1 ... Kg8 — f6, то и белые усилят атаку ходом» 2. Kb1 — с3. Допустим, что черные в ответ на это сыграют 2 ... е7 — е5. Теперь черные ослабили пункт d5 (так как отказались от его подкрепления посредством е7 — е6) и явно намечают план создать на е5 после КЬ8—с6, d7—d6 главное заграждение своей позиции. Белым не нужно вовсе продолжать атаку на уступленный черными без боя пункт d5, ходами 3. g2 — g3 и 4 . Cfl — g2, но, следуя указанному выше принципу, они должны начать сра­жение против нового опорного пункта е5 посредством 3. Kgl — f3 и 4: d2 — d4 (в ответ на 3 ... d7 — d6 или КЬ8 — с6), после чего они вынуждают выгодное для себя открытие игры.

Иначе дело обстоит с черными. Черные, отстав в развитии на один темп, заинтересованы в закрытии игры. Им нет смысла нападать на сильные пункты противника, так как это поведет к раскрытию игры. Их усилия будут направлены на устройство загражде­ний на ослабленных белыми пунктах. Если с обеих сторон будут созданы трудно доступные заграждения, то позиция примет, очевидно, закрытый характер. Поэтому, если белые, например, начинают партию с 1. d2 — d4, то для черных невыгодно атаковать этот сильный пункт ходом 1 ... с 7—с5, а предпочтительнее да­вить на ослабленный пункт е4 посредством 1 ... Kg8—f6 в связи с Ь7 — Ь6 и Сс8 — Ь7.

Разумеется, все это рассуждение слишком поверх­ностно, чтобы быть точным в деталях. Но я надеюсь, что оно укажет читателю на способ подхода к нефи­ксированным положениям, отыскания в них общих законов, словом, создания для них гипермодернист­ской теории.

Каково будущее гипермодернизма? Сейчас он на­считывает многих противников, особенно среди пожи­лых мастеров. Но и они в своей практике не могут пройти мимо его достижений. Чем значительнее будут практические эффекты теоретических изысканий гипер­модернистов, тем скорее его положения станут общим достоянием всех шахматистов.